YUG

Журналистская тусовка всю неделю или радостно злорадствовала, или не менее радостно сокрушалась. «Так ему и надо», – хлопали в ладоши одни. «Ну вот он – злодейский оскал режима», – ликовали другие. Первые призывали на голову Венедиктова всевозможные кары, вторые читали заученную наизусть мантру о своих стилистических разногласиях с Путиным, Медведевым и российской реальностью в целом.

Оба лагеря тусовки были преизрядно довольны: Путин удовлетворил всех.

Жаль только, что радоваться здесь совершенно нечему. В интервью «Известиям» сам Венедиктов признал: Путин был прав, говоря о том, что в эфире российской радиостанции нельзя называть российские войска «вражескими».

«Тусовка, кажется, вовсе разучилась заниматься хоть чем-то, кроме непрерывного добивания и нытья о прошлых временах»

Шутка ли, а ведь действительно нельзя! В США сколько угодно критикуют политику администрации Буша в Ираке, но где друзья, а где враги – понимают вполне ясно. Израильские СМИ, будь они сколь угодно левыми, не поют осанну «Хамасу», видимо, отдавая себе отчет в том, где именно проходит линия фронта, и по какую сторону от этой линии находятся они сами. Далеко ходить за примерами не надо: найдите хоть одну израильскую газету времен Второй ливанской войны, где о «Хезболлах» было сказано хоть полслова в нейтральной тональности.

В России же необходимо дождаться выступления премьер-министра, чтобы одна из крупнейших радиостанций страны признала очевидное: вражескими войсками в Южной Осетии была грузинская армия.

Чему тут радоваться, не очень ясно.

Разница между тусовкой и сообществом вообще состоит именно в том, что сообщество оберегает ценности, какими бы они ни были, а тусовка защищает лишь собственное право на эмоциональные возгласы по поводу и без оного. В этом смысле в России сложилась и прекрасно себя чувствует журналистская тусовка, периодически бросающаяся камнями направо-налево и горько вопиющая (или радостно, или горестно) после любого шага Кремля (других-то ориентиров – положительных и отрицательных – днем с огнем). Журналистского же сообщества, которое было бы в состоянии выработать хоть в чем-то единую и непротиворечивую позицию, как не было, так и нет.

Американские критики администрации Буша не восторгаются бен Ладеном, израильские противники Ольмерта не призывают очистительные палестинские танки к скорейшему входу в Иерусалим; в России же было возможно все. Практически любая позиция могла быть озвучена без принципиального ущерба для репутации. Валерия Новодворская, изгнанная со все того же «Эха Москвы» за невозможные нигде разговоры о том, что подонок Басаев – «демократ», собирала в «Живом журнале» сотни сочувствующих комментариев.

Любая попытка скромно объяснить так называемой либеральной части тусовки, что вообще-то Россия сражалась в Южной Осетии за своих граждан с не нарисованным, а самым всамделишным врагом, который, не будь дурак, стрелял и убивал, наталкивалась на изумленное непонимание: «Ну ведь нам-то лично Путин не нравится, при чем тут ваше «убивали – не убивали»?» Любая попытка выработки хоть какой-то единой позиции по самому очевидному вопросу тут же расценивалась как покушение на «свободу слова».

И все это Россия, конечно же, проходила: царизм был так ненавистен русским либералам, что нужно было доиграться сначала до 17-го, а потом и до 37-го, чтобы понять: наверное, Николай II был не так уж «кровав», как его малевали усердные предвосхитители будущей «свободы»...

Алексей Венедиктов, нужно отдать ему должное, сумел перешагнуть через себя, предпочтя ореолу «мученика за свободу» (а какую антироссийскую кампанию могли бы развернуть так называемые либералы из этого сюжета, согласись Венедиктов на терновый венец!) ясную журналистскую и человеческую позицию. И теперь для одних он, разумеется, предатель, а для других – подставившийся под удар «враг всего хорошего», которого непременно нужно броситься добивать.

Радоваться тут нечему: тусовка, кажется, вовсе разучилась заниматься хоть чем-то, кроме непрерывного добивания и нытья о прошлых временах, когда газеты были яркими и цветными, а Гусинский – таким молодым.